3.2. Языковая личность Джойса

Итак, выше было показано, что открытость многомерным смыслам является существенной чертой языкотворчества Джойса. Рассмотрим, как данная черта взаимодействует с его языковой личностью.

Языковая личность Джойса вызывает немало споров. Большую часть жизни он провёл на чужбине, в странах, где государственными были другие языки (французский, немецкий, итальянский). Он рос в языковой среде, где влияние ирландского языка на доминирующий английский язык проявлялось в особых оборотах речи, словах, произношении, нашедших отражение в его текстах. Можно сказать, что Джойс никогда не жил в среде, где бы британский вариант английского языка был доминирующим. Он провозгласил отход от стереотипов в языкотворчестве.

Джойс отличался от сторонников ирландского возрождения, которые, подобно драматургу Эдмунду Синжу, сохраняли «семантическую энергию» исконной ирландской речи в иберо-английском наречии. Но усилия Эдмунда Синжа известный ирландский литературовед В. Киберд сравнивает с желанием возродить умирающее, уходящее, сохранившееся в английской речи ирландцев, думающих, как ирландцы. Более того, иберо-английское наречие становится могильщиком своего источника. Оно паразитирует как на ирландском, так и на английском языке в некоей стандартизированной диалектной форме. В эпоху Джойса сторонники возрождения ирландского языка не выступали в защиту иберо-английского наречия, хотя Йейтс ратовал за его признание как варианта, образованного в результате взаимодействия двух языков [Kiberd 1995: 173—174].

Воспитанный на английской культуре, Эдмунд Синж погружался в ирландскую народную культуру, изучая речь жителей Аранских островов [Kiberd 1995: 173—186]. Покинув родину, Джойс сделал свой выбор. Через язык колонизаторов он воспел Ирландию в её радостях и горестях, открыл её для сокровищницы мировой культуры, доказав, что она не задворки в широкой европейской перспективе. На расстоянии он сумел прочувствовать Ирландию, придав её образам новый облик, в котором оставлено место для тайны, спрятанной за причудливыми формами джойсовских собственных слов.

Об европейских ценностях ирландской идентичности говорили Уильям Б. Йейтс (певец «кельтских сумерек», нобелевский лауреат 1923 года по литературе) и Д. Хайд (профессор ирландского языка, поэт и фольклорист, первый президент Ирландии). В отличие от националистов, интеллектуалов из Тринити-колледжа Дублина, их также называют космополитами. Йейтс и Джон Эглинтон (именно он отказал Джойсу в публикации «Портрета», аргументировав свой отказ тем, что не печатает того, что не понимает) полагали, что английский язык является средством для выражения ирландской идеи. Йейтс обращался к ирландскому прошлому, а Эглинтон выбирал универсальную тематику. Йейтс полагал, что подлинно современной ирландскую литературу на английском языке сделает обращение к кельтским легендам; Эглинтон возражал Йейтсу, считая, что перенос архаики в современность не даст желанного результата. Если Йейтс и Хайд соединяют в себе ирландско-католическую и британско-протестантскую традицию, то Эг-линтон, не владевший ирландским, считал его крестьянским языком по сравнению с имперским английским [Pinter 2010: 236].

Йейтс задумывался над вопросом о том, писать ли на языке, на котором говорит нация, или на языке, на котором она должна была бы говорить [Pinter 2010: 238]. Для многих представителей ирландской культуры рубежа XIX—XX вв. именно английский, язык колонизаторов в течение многих веков, стал родным. Сам Йейтс видел в английском языке lingua franca. Через английский язык ирландская культура могла получать доступ в мировую (европейскую) культуру. Имя Джонатана Свифта, великого творца «Гулливера», неслучайно упоминается на первой странице «Поминок», причём через его увлечение женщинами.

Иберо-английское наречие получило развитие с XVII века для практических нужд — коммуникации с английскими колонизаторами. В то время как ирландско-католическая общественность с презрением относилась к иберо-английскому наречию, Йейтс выступал за официальное признание этого варианта английского языка как лингвистического диалекта, созданного жителями Ирландии в ходе колонизации.

Важно отметить, что в конце XIX века менее одного процента Ирландии говорило на ирландском языке. Тем не менее, в 1891 году Д. Хайд создаёт первую современную пьесу на ирландском языке [Pinter 2010: 239]. В возврате к ирландскому языку он видел деколонизацию Ирландии. Но, как ни странно, и он, и его сторонники всё же признавали Ирландию культурным анклавом в тенетах британской империи. Они хотели ослабить влияние английской культуры, борясь за «ирландскую Ирландию», отводя в этой борьбе решающую роль возрождению ирландского как языка нации.

Из вышесказанного вытекает, что ирландские писатели, которые оставались на родине и писали по-английски, оказывались в условиях смешения, гибридности, например, через реальность иберо-английского варианта английского языка. Такое состояние гибридности, на наш взгляд, изначально в языковой личности Джойса. Он становится англоязычным ирландским писателем, как и его предшественники (Джонатан Свифт, Оливер Голдсмит, Ричард Б. Шеридан) и современники (Оскар Уальд, Уильям Б. Йейтс, Бернард Шоу, Клайв С. Льюис).

П. Магуайер указывает, что более века длится борьба за возрождение ирландского языка. По его мысли, без фактора ирландского языка к творчеству Джойса подходить нельзя. Связь между языковой личностью Джойса и ирландским языком, утверждает Магуайер, существовала. Ущемление ирландского языка в Ирландии началось во второй половине XII века, с англо-норманнского завоевания. Языковой кризис разгорелся в годы взросления Джойса. Гэлльская лига, основанная в 1893 году, поставила своей целью возрождение ирландского языка как общенационального. В «Стивене-герое» Джойс, однако, скептически относится к навязанному переходу на ирландский язык. Он с иронией говорит о болезненном учителе с кривым ртом, рассуждающим об ирландском языке как рупоре души. Городская англоговорящая молодёжь бьётся над овладением сельского ирландского, изучаемого по книге преподобного О'Гроуни, борясь против засилья Beurla, английского языка [Maguire 1998—1999: 295].

Джойс понимал, что означает власть языка. В «Портрете» Стивен осознаёт, что английский, на котором говорит ирландец, отличен от английского, на котором с ним говорит представитель английских колонизаторов. Магуайер подчёркивает, что Стивен борется за Ирландию осознанно через английский язык, который для него стал родным за восемь веков пребывания на ирландской земле. В «Облачке» Чандлер думает о себе как об английском поэте с именем, в которое он хочет вставить девичье имя матери Малоун. Но именно девушка по имени Малоун в известной песне торговала моллюсками и мидиями на улицах Дублина, что не ассоциируется с чисто английским образом [Maguire 1998—1999: 304]. В песне поётся: «В прекрасном городе Дублине, где девушки так милы, я впервые увидел прелестную Молли Малоун, когда она катила свою тележку, по широким и узким улицам города». В недешёвом ресторане, в котором Чандлер встречается с переехавшим в Англию бывшим другом, официанты говорят по-немецки и по-французски, на языках континентальной Европы.

Магуайер высказывает мысль, что Джойс использовал технику Dindshenchas, которая в ирландской культуре используется в рассказах и легендах, объясняющих топонимику. Погружение культуры в язык видит исследователь в аббревиатурах, обозначающих Ирвикера и Анну Ливию с указанием на город Дублин и реку Лиффи [Maguire 1998—1999: 310].

Джойс в течение двух лет изучал ирландский язык. В «Поминках» ирландский относится к наиболее употребительным языкам из общего созвездия как минимум шестьдесяти языков. Магуайер показывает на примерах, как в «Поминках» Джойс использует ирландский для обозначения сексуальной сферы [Maguire 1998—1999: 316]. Что касается иберо-английских форм, то они весьма редки у Джойса, как в воспоминаниях Греты в «Мёртвых» о несчастной первой любви, и отражают, главным образом, особенности произношения.

Ж. Абраванель [Abravanel 2010] провела исследование рассказа «Встреча» и одного эпизода из «Улисса», где изложила аргументированную точку зрения на намеренное использование Джойсом американского варианта английского языка. По её мнению, наиболее «американским» у Джойса является рассказ «Встреча», в котором дети играют в американских индейцев и читают американские детективы. Она считает правомерным изучать как ирландского или британского Джойса, так и американского Джойса. Доказательством «американизации» Джойса она считает следующее. По её мысли, для Джойса США служили моделью постколониального существования Ирландии, что приводило в языковой сфере к деформациям и децентрализации в художественном дискурсе Джойса [там же: 154]. Абраванель подчёркивает, что ещё в тридцатые годы прошлого столетия известный британский литературовед Ф.Р. Левис написал эссе «Джойс и революция слова», где критиковал последнего за увлечение американским сленгом. Он указывал, что космополитизм Джойса разрывает с британской традицией и загрязняет английский язык, ведя к его дезинтеграции. Но в эпоху Джойса на британский английский наступала голливудская продукция, помимо других технологических новшеств. Неслучайно первый британский звуковой фильм «Шантаж», поставленный Альфредом Хичкоком, сделал акцент на правильной английской речи. Актрису Анни Ондру озвучивала другая актриса, что в то время было технически сделать сложно, но для Хичкока возможно.

Впервые Британская империя оказалась в условиях, когда больше не было одного центра влияния на развитие английского языка. Джойс отразил эту тенденцию так называемой американизацией английского языка в своём художественном дискурсе. Он понимал, что чистота английского языка в новых условиях недосягаема и искусственна.

Абраванель полагает, что включение американизмов являлось частью общего плана Джойса по децентрализации английского языка. Она утверждает, что Джойс работал над созданием гибридной формы. Возможно, развивающийся отдельно от языковой родины американский английский был для Джойса альтернативой, наполняющей английский язык новым звучанием и содержанием. Абраванель утверждает, что во «Встрече» встречаются не просто двое ребят и пожилой мужчина, а Ирландия и порождённая литературным воображением Америка [Abravanel 2010: 159].

Безусловно, взгляд на языковую личность Джойса через призму американского английского имеет право на существование. С одной стороны, объективно рамки влияния британского английского при распаде Британской империи (а в 1921 году было образовано отдельное ирландское государство, пожертвовавшее частью своей территории ради независимости) сужаются. Джойс, воспитанный в смешанном контексте чистой английской (скорее всего, великие произведения искусства) и дублинской речи (повседневное общение) остро ощущал направление развития английского вне единого центра. С другой стороны, Джойс не мог отказаться от полноты воплощения английского языка в своём художественном дискурсе, поэтому такой важный пласт, как американский английский, был в зоне внимания его языковой личности.

Джойс хорошо понимал глобализационные процессы, которые вели к перестановке сил на карте английского языка. Не в британском, а в американском английском, выросшем из памфлетов и проповедей XVIII века [Donoghue 2004: 367], он видел власть, распространявшуюся по всему миру (в «Улиссе» он употребляет глагол yank). Пишут также о французском [Lernout 2002: 337] и итальянском Джойсе [Bacigalupo 1991]. На наш взгляд, такое выделение возможно в научных целях для того, чтобы проследить влияние тех или иных языков и культур на формирование и эволюцию дискурсивной личности Джойса.

Но фрагментация Джойса по языкам и культурам не отвечает его языковой личности, раздвинувшей художественный дискурс открытостью диалога языков и культур в пространстве-времени.